Пикник на Тенерифе [Пикник на Тенерифе. Король нищих. Святой в Голливуде. Бешеные деньги. Шантаж. Земля обетованная. Принцип Монте-Карло] - Лесли Чартерис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она стреляет струей нашатырного спирта. Малыш уже получил свою порцию, видишь, как слезятся его глаза? Хотел бы я знать… — с этими словами Саймон оглядел пустынный переулок. — Нам, пожалуй, лучше перейти в другое место. Этот переулок идеально подходит, чтобы незаметно кого-то убрать, но зато он недостаточно располагает к исповеди. А я жду, чтобы Малыш открыл мне свое сердце.
Незнакомец явно не испытывал ни малейшего желания сделать Святого своим исповедником.
— Тихо. Ты и не заметишь, как мы станем закадычными друзьями, — с этими словами Саймон снова ударил его наотмашь. Потом повернулся к нищенке, испуганно следившей за развитием событий.
— Я живу в отеле напротив. Не могли бы мы перейти ко мне в номер?
Та по-прежнему настороженно молчала. На мгновение Святому показалось, что за ним следит пара живых, испытующих глаз молодой женщины, но в ту же минуту маска опустилась снова, и перед ним опять предстала дряхлая старуха.
— Не пойму, к чему вы это, мистер. Ничего я не знаю, у меня своих забот хватает…
Саймон мягко заметил:
— Не волнуйтесь. К вечернему представлению вы не опоздаете.
Женщина внимательно посмотрела ему в глаза.
— Хорошо. Пусть будет так.
— Хоппи, проводи, пожалуйста, леди. Мы за вами следом. Не так ли, Малыш?
— О’кей, шеф.
Саймон Темплер завладел рукой незнакомца и заломил ее за спину.
— Ты станешь пай-мальчиком, не будешь дурить, и все пройдет тихо-спокойно.
— Как бы не так, — огрызнулся Малыш.
Саймон еще сильнее вывернул ему руку.
— Будь благоразумен, — заметил он. — У тебя есть выбор: или ты перестанешь дергаться и орать без причины, или я сломаю тебе руку, и тогда у тебя будет полное право выражать свое неудовольствие. Но заранее должен предупредить — у меня почему-то всегда получаются сложные переломы, часто открытые. Не подумай, что я хочу повлиять на твое решение, — у тебя остается полная свобода выбора.
III
Малыш послушно уселся на пол, посреди ковра, и положил свои грязные руки на колени.
— Может, нам для верности его лучше связать? — спросил Хоппи.
У Святого было предложение получше: куском провода он обмотал пленнику большие пальцы рук, туго стянув их за спиной.
— Ну вот, — заметил он, отступив на шаг, и посмотрел на незнакомца. — Надежно, как в банке. Веревка нам еще может понадобиться, если соберемся его повесить.
Пленник остался безучастным, маленькая сморщенная физиономия тупо уставилась на ковер. Он был удивительно похож на крысу.
— Ну хорошо, — решил Святой. — Хоппи, не спускай с него глаз, и если он попытается встать, врежь хорошенько по зубам.
Сам Саймон направился к столику — приготовить виски со льдом. В то же время он продолжал непрерывно следить за нищенкой. Та ожила в буквальном смысле слова. Даже под грудой тряпья и лохмотьев теперь в ней можно было узнать тридцатилетнюю женщину, а ее глаза потеряли прежнее тупое выражение.
— Вы и есть так называемый Святой, не так ли? — начала она неуверенно.
— Один ноль в вашу пользу, я-то ведь даже не знаю вашего имени… пока.
— Я узнала вас. Именно поэтому и пошла с вами.
— Что бы вы хотели…
Она кивнула на бокал в его руках. Саймон пересек комнату и подал ей виски. Теперь он уже точно знал, что не ошибся, и других доказательств не требовалось. Руки их соприкоснулись, и Святой почувствовал молодую, упругую и гладкую, как шелк, кожу.
Грим был просто великолепен. Чумазое лицо, венки морщин вокруг глаз и даже восковые подкладки, чтобы изменить форму носа и губ.
И Саймон Темплер, наклонив голову, стал негромко декламировать:
Забвение — цена красы уединенной,И не откроется ее душа…
Она хотела перебить, но Саймон Темплер все-таки закончил:
Страдание — любви ее награда,А скорбь подругой станет навсегда.
На лице у Хоппи появилась странная гримаса, говорившая о его крайнем изумлении. Тут же раздался звонкий смех молодой женщины.
— Мистер Темплер, мне кажется, я начинаю понимать причины вашей широкой известности. Как вы догадались, что я актриса? Вы просто узнали меня?
Святой налил себе в бокал со льдом «бурбон», протянул Хоппи бутылку и удобно расположился в кресле.
— Просто я догадался, почему вас никогда не было на месте в часы театральных спектаклей. Настоящий нищий такого момента не упустит. Это самое выгодное время, театральная публика подает щедро. В субботу вас тоже не было, генеральная репетиция, надо думать? Но я не узнал вас, вы ошибаетесь.
— Меня зовут Моника Веринг.
У Святого брови от удивления полезли на лоб. Веринг в театральных кругах была, пожалуй, не менее известной, чем он у определенной части нашего общества. Дрю, Бэрримор, Терри, Веринг — эти имена пестрели на афишах многих столиц мира. Уже десяток лет Моника была не только звездой театральных подмостков, но и продолжательницей традиций шекспировского «Глобуса» и греческих амфитеатров. И, более того, признанной красавицей среди звезд ее величины.
— Я не знаю, стоит ли что-нибудь говорить в его присутствии. — Моника кивнула в сторону человека, сидящего на ковре.
— Боитесь нежелательной огласки, если ему удастся улизнуть? — Саймон усмехнулся. — Вам не стоит беспокоиться. С этого момента Малыш будет очень осторожен в высказываниях. Мы можем гарантировать это, Хоппи?
— Ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь проболтался после того как его утопили в озере с булыжником на шее, — задумчиво произнес мистер Юниац.
— Послушайте, — завопил незнакомец, — вы не можете со мной так поступать!
— Почему же? — спросил Святой, и, раздавленный его железной логикой, Малыш умолк.
— Никогда не думала, что может так получиться. Я устроила западню… — начала было Моника.
— Начните с самого начала, — прервал ее Саймон. — Скажем, с вашего предшественника. Что с ним случилось?
— Джон Ирвин? Он ослеп. Раньше он был режиссером, ставил мюзиклы. Многие из нас у него начинали. Джон ослеп лет десять назад. Я всегда старалась ему помочь, когда приходилось бывать в Чикаго. Но не только это. Он узнавал меня даже по шагам и всегда желал успеха. В день премьеры я всегда давала ему сотенную и была в этом не одинока. Многие из нашей труппы хорошо его знали и помогали, чем могли.
— В прошлую среду, — продолжил за нее Саймон, — бедняга по имени Джон Ирвин был обнаружен мертвым в том самом переулке, где мы встретились. Его застрелили, на теле были обнаружены многочисленные следы побоев… Бедолага оставил жену и ребятишек, если я не ошибаюсь.
— У него было трое детей, — уточнила Моника.
Святой повернулся к Малышу, и его взгляд трудно было назвать дружелюбным. — За последнее время в Чикаго избили нескольких нищих. Некоторые из них упоминали о каком-то загадочном типе по кличке Король нищих.
— Все, живущие на подаяние, должны платить значительную часть своей выручки Его высочеству, — добавила Моника с горечью. — Или их ждет жестокое наказание. Из Ирвина сделали козла отпущения, чтобы запугать остальных. То, что произошло с ним, могло случиться с любым нищим этого города. Полиция не стала глубоко копать — кому они нужны?
— А вы-то здесь причем? — спросил Темплер.
Взгляды их встретились, Моника смотрела на него с вызовом.
— Вы можете считать меня ненормальной, но для меня это значит слишком много. Конечно, это дело полицейских, но я-то знаю, что они и пальцем не шевельнут. Этот случай не попал на первые полосы газет; никто не поднимет шумихи, когда его тихо закроют… Я неплохая актриса, грим для меня — не проблема, и мне гораздо больше хочется поймать этого Короля, чем получить очередную главную роль на Бродвее.
— И мне тоже, — заметил Саймон. — Хотя, если по-честному, главных ролей на Бродвее мне пока не предлагали.
Слухи о новом рэкете уже давно носились в воздухе. На бедах несчастных и беззащитных людей строился большой, уродливый и грязный бизнес, бизнес по мелочам, но когда их собиралось много…
— Послушай, парень, ты собираешься просить здесь милостыню? Тебе придется платить за это, приятель, а мы будем тебя защищать. Проследим, чтобы у тебя не было конкурентов поблизости, понял? Ты станешь членом нашей организации и будешь выполнять свои обязанности. А иначе придется убираться отсюда, и тебе могут сделать больно. Мы все за тебя, дружище, но платить все равно придется…
Где-то наверху этой пирамиды отвратительный паук жиреет на подношения от нищих, отдающих ему эту плату за страх.
Святой оживился.
— Именно поэтому я безвылазно сидел в номере и наблюдал за вами до того, как Малыш затащил вас в переулок. Мне захотелось разобраться…
— Я тоже собиралась выяснить… — начала было Моника.